Долгая дорога в небо

Похороны состоялись в понедельник 18 мая. Больница на Лосиноостровской, крематорий в Митино, квартира в Лианозово – каким-то душным чехлом растягивалось пространство, удивительно естественное в своем неестественном забвении смерти.

Кажется, основное чувство, которое испытывают близкие после смерти человека – вина. Не только за поступки и жесты, которых можно было бы избежать или которые не были осуществлены в свое время. Но вина за ту незавершенность жизни умершего, которая не позволяет принять смерть как стежок ткани продолжающейся жизни – вина за то, что мы живем, а он умер. Вина за невозможность продлить существование умершего – то, что иногда называют «продолжить его дело» - вина за то, что мы как бы инкорпорируем живое, превращая его в собственное представление – мы это делаем на протяжении всей жизни (иначе и невозможно), но при этом у нас всегда сохраняется иллюзия, что мы имеем дело с живым самим по себе, что мы всегда можем к нему выйти, что именно оно толкает нас на создание наших представлений о нем. Смерть лишает нас этой иллюзии, и мы испытываем вину за то, что «не ценили» - за то, что не делали усилий по выходу к живой личности другого, обходясь собственными представлениями о нем, за то, что никогда по сути и не жили с ним (я уж не говорю для него и ради него) – а теперь это непоправимо.

Йа вернулсо.
Сразу скажу, удаление журнала не было связано ни с изложенными ниже событиями, ни с политическими причинами. Хотя первое, может быть, косвенно повлияло. Мне просто хахотелось как-то вырвать себя из социальности - в т.ч. из социальности виртуальной, причем не просто перестать писать, а сделать вид, как будто меня вообще не было. Я ж устаю от социальности, даже такой, мне иногда требуется передышка.
За время удаления осознал масштабы своей истинной популярности. Столько народу подходило и говорило, мол, нахуя, Валера? как жалко, восстанови. Вот, восстановил - я и сам так собирался сделать.
Друзья, спасибо, что читаете мой журнал, мне это очень приятно!
 

***

Теперь уже, когда время стерло актуальность происходившего и я вынырнул из захваченности теми чувствами, что были тогда, я могу писать об этом так, как пишут романы – отстраненно и эстетично. Красиво и свободно.

В пятницу 15 мая я шел по коридору 1 этажа старого гуманитарного корпуса МГУ. Вокруг клубились неизменно веселые мажористые студенты – эх, какой корпус сдали «классовым врагам»… Вдруг зазвонил мобильник.

Моя родная тетя Рая лежала в больнице на операции по катаракте. Операция прошла уже давно и успешно, теперь она просто отлеживалась – шло «послеоперационное восстановление». Все было хорошо. В четверг вечером мама звонила тете, и оказалось, что у нее немного прихватило сердце. Но вроде ничего серьезного. Утром в пятницу мама решила съездить навестить.

И вот она позвонила мне: «Дим… тетя Рая… умерла».

К любому испытанию готовый,
Ищу людей, не потерявших слуха.
Я пью из чаши с кровию Христовой
За вас, друзья, аристократы духа!

Не знаю, почему я забыл в своих текстах о мотивах творчества написать о столь очевидной причине обращения к постмодернизму - видимо, потому, что это относилось скорее к вульгарным представлениям о, нежели реальным тезисам реальных людей. Этой причиной был простор фантазии, "реальности нет" или, точнее, "реальность" неотличима от фантазии, от чего угодно, "революция немыслима, поэтому она происходит на самом деле", "будьте реалистами - требуйте невозможного" и прочий антураж, приводимый к тезису "возможно все". Мне это замечательно понравилось - и до сих пор я пребываю в очаровании этого "возможно все", но....
Но это парадоксальным образом сочетается с моим стремлением к подлинности, пока не скажу - к Eigentlichkeit (слово это имеет специфические традиционал-консервативные коннотации), пока просто к русской подлинности. Разумеется, это тесно связано с самоопределением, о котором я писал раньше. Разумеется, это говорит о моей слабости - не в физическом смысле - а о слабости, требующей опоры в виде основания. Отсюда вытекает пресловутый "поиск оснований", который был визитной карточкой нашего главного хайдеггерианца Писарева и ради которого они с Темой в Хлюпино землю рыли - но он явно прошел какую-то эволюцию, не очень четко представляю, какую и куда.