Ностальгия
Dec. 6th, 2008 01:34 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dakarantВот это пробило меня на ностальгию.
Сначала – недавнее. Только открыли столовую нового корпуса. Мы стоим всем курсом в гигантской очереди, понимая, что пообедаем лишь в конце учебного дня, и Серега Николаев радуется «Какие инвестиции в человеческий капитал! Тут же все будут общаться, спорить, развивать философию! Были курилки, но курить ходят не все, а жрать-то всем надо! Ура, будет всеобщее интеллектуальное поле! Коммунитаризм создадим!»
Ага, щяс.
Первый курс. Солнце – вот доминанта этого времени. Солнцем пронизаны пыльные стекла 1 ГУМа, оно рассеивается в сигаретном дыме – мир сияет ослепительной искренностью. Тьмы нет. Мы спорим.
О, как мы спорим! На семинарах Поляковой в одном углу сидит Саша Панфилов. В другом Кирилл Золотухин и я. В третьем Ярослав Авдиев. Саша стоит на злобных материалистических позициях, как какой-нибудь физик/биолог/кто там еще. «Философия нафиг не нужна! Какая идеальность, вы что! Жизнь – размножение белковых тел!»
Через 2 года после спецкурса АБТ он скажет, что верит в ангелов. Впрочем, я так и не понял, где у этого человека грань между шуткой и серьезностью и есть ли она вообще.
Кирилл Золотухин стоит на позициях экономической целесообразности. «Нужно делать лишь то, что приносит прибыль. Все ваши отсылки к идеальному миру, непреходящим ценностям – маскировка собственного бессилия».
Бедная Светлана Викторовна!
Есть еще Ярослав Авдиев. Очень добрый и искренне верующий человек. Он потрясающе умеет найти подход к любому человеку, принять его таким, каким он есть, одарить его своим теплом. Он трогательно смущается и, улыбаясь, говорит: «Ребята, ну как же так можно…»
Через год он уйдет вместе с Петей Верзиловым с формулировкой: «Здесь никто не думает о нашей душе, никому не интересно наше сокровенное, преподают какую-то придуманную формальную науку». Через 2 года он огорошит меня вопросом: «Что ты думаешь о приходе Антихриста?» - потому что я ничего о нем не думаю. Он мог бы быть идеальным священником – но я не знаю, что с ним и где он сейчас.
На семинарах мы срываем голос – чуть не стулья летят.
На переменах мы выходим на улицу. Приходит Сергей Николаев. Он впереди всего ставит мораль и определяет свободу (не читая Канта!) как следование моральному долгу. Рома Мейнер стебется и говорит что-то про социальные механизмы. Мы его не понимаем. Мы молоды и наивны.
Я – релятивист, но очень добрый.
Мы устраиваемся возле вечного огня на травке, Серега достает гитару, вокруг стягиваются разнообразные девушки со всей округи - день, плавно переходящий в вечер, протекает в лучших питерских традициях.
Еще есть Дима Сигачев. Он ницшеанец-богоборец-почти воинствующий атеист. Через два года он станет позитивистом-аналитиком и замкнется в своей общаге. Круглые сутки сидит за компом и читает. Впрочем, недавно появился в доме Лосева.
Мы ничего не знаем, ничего не читали. Но у каждого есть свое мнение, и все бросаются в спор. Звенят отточенные пики, грохочет молодой здоровый смех. Мы наслаждаемся атмосферой словесного боя. Но за ним стоит глубина тех вопросов, которые действительно – тогда – действительно! – волнуют нас.
Мы – русские мальчики, о которых мечтает Гачева.
Первый курс был окрашен в солнечные тона братства. Второй был посвящен «Золотым лесам». На третьем я серьезно пил и начал наконец что-то понимать в философии.
Что-то с нами стало. Каждый знает слишком много. Каждый знает что-то такое, чего не знает другой. Мы не спорим больше, мы видим бессмысленность этих споров. Над нами довлеет конструктивизм и понимание критических стандартов. Много чего над нами довлеет. Мы все понимаем. Собираясь в столовой, мы говорим о пустяках. Либо рассказываем друг другу что-то «прикольное».
Серое небо за высокими окнами нового корпуса.
Сначала – недавнее. Только открыли столовую нового корпуса. Мы стоим всем курсом в гигантской очереди, понимая, что пообедаем лишь в конце учебного дня, и Серега Николаев радуется «Какие инвестиции в человеческий капитал! Тут же все будут общаться, спорить, развивать философию! Были курилки, но курить ходят не все, а жрать-то всем надо! Ура, будет всеобщее интеллектуальное поле! Коммунитаризм создадим!»
Ага, щяс.
Первый курс. Солнце – вот доминанта этого времени. Солнцем пронизаны пыльные стекла 1 ГУМа, оно рассеивается в сигаретном дыме – мир сияет ослепительной искренностью. Тьмы нет. Мы спорим.
О, как мы спорим! На семинарах Поляковой в одном углу сидит Саша Панфилов. В другом Кирилл Золотухин и я. В третьем Ярослав Авдиев. Саша стоит на злобных материалистических позициях, как какой-нибудь физик/биолог/кто там еще. «Философия нафиг не нужна! Какая идеальность, вы что! Жизнь – размножение белковых тел!»
Через 2 года после спецкурса АБТ он скажет, что верит в ангелов. Впрочем, я так и не понял, где у этого человека грань между шуткой и серьезностью и есть ли она вообще.
Кирилл Золотухин стоит на позициях экономической целесообразности. «Нужно делать лишь то, что приносит прибыль. Все ваши отсылки к идеальному миру, непреходящим ценностям – маскировка собственного бессилия».
Бедная Светлана Викторовна!
Есть еще Ярослав Авдиев. Очень добрый и искренне верующий человек. Он потрясающе умеет найти подход к любому человеку, принять его таким, каким он есть, одарить его своим теплом. Он трогательно смущается и, улыбаясь, говорит: «Ребята, ну как же так можно…»
Через год он уйдет вместе с Петей Верзиловым с формулировкой: «Здесь никто не думает о нашей душе, никому не интересно наше сокровенное, преподают какую-то придуманную формальную науку». Через 2 года он огорошит меня вопросом: «Что ты думаешь о приходе Антихриста?» - потому что я ничего о нем не думаю. Он мог бы быть идеальным священником – но я не знаю, что с ним и где он сейчас.
На семинарах мы срываем голос – чуть не стулья летят.
На переменах мы выходим на улицу. Приходит Сергей Николаев. Он впереди всего ставит мораль и определяет свободу (не читая Канта!) как следование моральному долгу. Рома Мейнер стебется и говорит что-то про социальные механизмы. Мы его не понимаем. Мы молоды и наивны.
Я – релятивист, но очень добрый.
Мы устраиваемся возле вечного огня на травке, Серега достает гитару, вокруг стягиваются разнообразные девушки со всей округи - день, плавно переходящий в вечер, протекает в лучших питерских традициях.
Еще есть Дима Сигачев. Он ницшеанец-богоборец-почти воинствующий атеист. Через два года он станет позитивистом-аналитиком и замкнется в своей общаге. Круглые сутки сидит за компом и читает. Впрочем, недавно появился в доме Лосева.
Мы ничего не знаем, ничего не читали. Но у каждого есть свое мнение, и все бросаются в спор. Звенят отточенные пики, грохочет молодой здоровый смех. Мы наслаждаемся атмосферой словесного боя. Но за ним стоит глубина тех вопросов, которые действительно – тогда – действительно! – волнуют нас.
Мы – русские мальчики, о которых мечтает Гачева.
Первый курс был окрашен в солнечные тона братства. Второй был посвящен «Золотым лесам». На третьем я серьезно пил и начал наконец что-то понимать в философии.
Что-то с нами стало. Каждый знает слишком много. Каждый знает что-то такое, чего не знает другой. Мы не спорим больше, мы видим бессмысленность этих споров. Над нами довлеет конструктивизм и понимание критических стандартов. Много чего над нами довлеет. Мы все понимаем. Собираясь в столовой, мы говорим о пустяках. Либо рассказываем друг другу что-то «прикольное».
Серое небо за высокими окнами нового корпуса.
