![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dakarantВыложу здесь, ибо искусство должно принадлежать народу и все такое. К тому же меня все-таки интересуют отклики.
Не стреляйте! Стеклянные ребра обломков
В беспросветное небо таращатся слепо.
Разорвав тишину, неестественно громко
И торжественно щелкнул курок пистолета.
Не стреляйте! Так хрупок серебряный иней
Окровавленных луж на холодной брусчатке.
Кровь рассвета в небесных артериях стынет,
Рукоять пистолета теплеет в перчатке.
Не стреляйте! В хрустальности этой так просто
Ненароком разрушить непрочное счастье.
Но сердца покрываются льдистой коростой
И становятся мертвого города частью.
Мир застыл неразгаданным сном живописца.
Только дрогнул предательски палец на спуске,
И сорвался, как с ветки срывается птица,
Выстрел.
Иней осыпался.
Тихо и пусто.
***
Будоражат лужи Третьего Рима
Каблуков моих пули да капли дождя.
Купидон сделал выстрел – да только мимо.
Я живу на свете, никого не любя.
Наркоман Кастанеда едет в трамвае,
Контролер не отличает от мата санскрит.
Я иду в никуда, каблуки сбивая,
Среди глиняных плясок острова Крит.
В нашей обсерватории нынче пусто,
Только Кант изумленно глядит в телескоп,
Да какой-то кавказец читает Пруста,
«Хванчкару» попивая и жуя укроп.
Я иду сквозь город, глаза прищуря,
Озирая мира веселый оскал.
А затишье кончилось. Будет буря.
Купидон сделал выстрел – и вдруг попал.
***
В моем доме хорошо спится.
Запорошены углы пылью.
Белоклювая зима-птица
Обморозила себе крылья
И упала на асфальт серый,
Окровавила его ало.
Жизнь отмерена сполна мерой,
Оказалось, все равно – мало.
Оказалось, что в снегу поле,
Небо в тучах, а меж них – просинь.
Натянула шапку на брови
И ушла за горизонт осень.
Оглянулась на ходу, машет
У заросшего травой лога.
Остывает на земле нашей
Кровь убитого давно Бога.
В моем доме тишина, свечи
У раскрытого окна гаснут.
Умирает в облаках вечер,
Над домами скачет конь красный.
Богатырь того коня встретил
И сказал, к земле припав ухом:
«Уходящим будет путь светел,
А оставшимся земля – пухом».
***
Слушай, законы блюза не изменить.
Пульс проводов ищет права последней ночи.
Слушай, а может, хватит себя винить,
Пойти и купить билет куда-нибудь в Сочи?
Слушай, вокзалы наших неровных грёз
Шлют в пустоту степей менуэт вагонов.
Слушай, в старом лесу монолог берёз
Тщится воспеть порыв колокольных звонов.
Слушай, приморский город тает как дым,
Он – только миф, да и сами мы мифы – тоже.
Осень пройдет, и край наш станет седым,
А седину болтовнёй осквернять негоже.
Слушай, законы жизни не изменить.
Наша любовь – что клич журавлиной стаи.
Слушай, только не надо себя винить:
Сгинувшее в ноябре возродится в мае.
***
Маяками горят купола
По безлюдным дорогам России.
Ах, какая метель замела
Ожиданье второго мессии!
Ах, какие морозы стоят!
Примерзают к ногам половицы.
Словно ангелы, звезды летят
Над моей опустевшей столицей.
Пляшет месяц – актер-Сатана
Окровавленной сцены заката.
И моя голубая страна
На кресте как Иисус распята.
***
«…Без конца и без края мечта! …»
А. Блок
Я помню – было мне так мало лет,
А мир такой огромный был и странный.
Сияли звезды в бархате небес,
А по лугам рекой лились туманы.
Был август. Были яблоки в саду.
И росная трава. И звездный сумрак.
Я вышел за ворота. В темноту.
И в этот мир, такой большой и шумный.
И с той поры кручусь, как в колесе,
Свою судьбу любя и проклиная...
О август! О трава в густой росе!
О ночь, что без начала и без края!
***
Струится ночь туманными слезами
Со скул луны.
Спят воины, дремучими лесами
Окружены.
Спят воины, и видят сны, и чуют:
В сырой ночи
Засыпан порох и отлиты пули,
Остры клинки.
И каждый знает, что, едва над лесом
Рванет рассвет,
Начнется битва между тьмой и светом
На сотни лет,
На тысячи и миллионы весен
И хмурых зим.
... Но вот забит среди корявых сосен
Рассветный клин.
И мир расколот. И сквозь грохот стали
И посвист пуль
Над полем брани души павших встали,
Ушли в лазурь.
Идет война, ей нет конца, не будет,
И свет померк.
Победы нет, а побежденных судит
Слепая смерть.
Не стреляйте! Стеклянные ребра обломков
В беспросветное небо таращатся слепо.
Разорвав тишину, неестественно громко
И торжественно щелкнул курок пистолета.
Не стреляйте! Так хрупок серебряный иней
Окровавленных луж на холодной брусчатке.
Кровь рассвета в небесных артериях стынет,
Рукоять пистолета теплеет в перчатке.
Не стреляйте! В хрустальности этой так просто
Ненароком разрушить непрочное счастье.
Но сердца покрываются льдистой коростой
И становятся мертвого города частью.
Мир застыл неразгаданным сном живописца.
Только дрогнул предательски палец на спуске,
И сорвался, как с ветки срывается птица,
Выстрел.
Иней осыпался.
Тихо и пусто.
***
Будоражат лужи Третьего Рима
Каблуков моих пули да капли дождя.
Купидон сделал выстрел – да только мимо.
Я живу на свете, никого не любя.
Наркоман Кастанеда едет в трамвае,
Контролер не отличает от мата санскрит.
Я иду в никуда, каблуки сбивая,
Среди глиняных плясок острова Крит.
В нашей обсерватории нынче пусто,
Только Кант изумленно глядит в телескоп,
Да какой-то кавказец читает Пруста,
«Хванчкару» попивая и жуя укроп.
Я иду сквозь город, глаза прищуря,
Озирая мира веселый оскал.
А затишье кончилось. Будет буря.
Купидон сделал выстрел – и вдруг попал.
***
В моем доме хорошо спится.
Запорошены углы пылью.
Белоклювая зима-птица
Обморозила себе крылья
И упала на асфальт серый,
Окровавила его ало.
Жизнь отмерена сполна мерой,
Оказалось, все равно – мало.
Оказалось, что в снегу поле,
Небо в тучах, а меж них – просинь.
Натянула шапку на брови
И ушла за горизонт осень.
Оглянулась на ходу, машет
У заросшего травой лога.
Остывает на земле нашей
Кровь убитого давно Бога.
В моем доме тишина, свечи
У раскрытого окна гаснут.
Умирает в облаках вечер,
Над домами скачет конь красный.
Богатырь того коня встретил
И сказал, к земле припав ухом:
«Уходящим будет путь светел,
А оставшимся земля – пухом».
***
Слушай, законы блюза не изменить.
Пульс проводов ищет права последней ночи.
Слушай, а может, хватит себя винить,
Пойти и купить билет куда-нибудь в Сочи?
Слушай, вокзалы наших неровных грёз
Шлют в пустоту степей менуэт вагонов.
Слушай, в старом лесу монолог берёз
Тщится воспеть порыв колокольных звонов.
Слушай, приморский город тает как дым,
Он – только миф, да и сами мы мифы – тоже.
Осень пройдет, и край наш станет седым,
А седину болтовнёй осквернять негоже.
Слушай, законы жизни не изменить.
Наша любовь – что клич журавлиной стаи.
Слушай, только не надо себя винить:
Сгинувшее в ноябре возродится в мае.
***
Маяками горят купола
По безлюдным дорогам России.
Ах, какая метель замела
Ожиданье второго мессии!
Ах, какие морозы стоят!
Примерзают к ногам половицы.
Словно ангелы, звезды летят
Над моей опустевшей столицей.
Пляшет месяц – актер-Сатана
Окровавленной сцены заката.
И моя голубая страна
На кресте как Иисус распята.
***
«…Без конца и без края мечта! …»
А. Блок
Я помню – было мне так мало лет,
А мир такой огромный был и странный.
Сияли звезды в бархате небес,
А по лугам рекой лились туманы.
Был август. Были яблоки в саду.
И росная трава. И звездный сумрак.
Я вышел за ворота. В темноту.
И в этот мир, такой большой и шумный.
И с той поры кручусь, как в колесе,
Свою судьбу любя и проклиная...
О август! О трава в густой росе!
О ночь, что без начала и без края!
***
Струится ночь туманными слезами
Со скул луны.
Спят воины, дремучими лесами
Окружены.
Спят воины, и видят сны, и чуют:
В сырой ночи
Засыпан порох и отлиты пули,
Остры клинки.
И каждый знает, что, едва над лесом
Рванет рассвет,
Начнется битва между тьмой и светом
На сотни лет,
На тысячи и миллионы весен
И хмурых зим.
... Но вот забит среди корявых сосен
Рассветный клин.
И мир расколот. И сквозь грохот стали
И посвист пуль
Над полем брани души павших встали,
Ушли в лазурь.
Идет война, ей нет конца, не будет,
И свет померк.
Победы нет, а побежденных судит
Слепая смерть.
