Стратегии самоидентификации
Nov. 3rd, 2009 11:56 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dakarantЯ даже не хотел об этом писать, думая, что все это банально и неактуально, но сафроновские тезисы по поводу революции убедили меня, что если и банально, то все равно – актуально.
Итак, был такой момент, когда днем (в основном в метро почему-то) я читал Литвака Михаила Ефимовича, а ночью, когда мир погружался во тьму и единственным пятном света оставалась моя лампа – «Бессильные мира сего» Стругацких. Испытывал при этом мощный когнитивный диссонанс.
Почему? Литвак, как правоверный психолух, конечно, пишет, что каждый человек должен быть счастлив и этого сравнительно несложно достичь. Немножко поднажать, и будете вы, мой милый и хороший, успешным и преуспевающим, душой компании и незаменимым специалистом. Стругацкие же ваяют что-нибудь в духе:
«Но почему все это – так? Ведь все мы ДОВОЛЬНЫ! Мы же все вполне удовлетворены... Проклятая свинья жизни.
– Но, сэнсей, – сказал я, – ведь мы все довольны. Можно сказать, с нами все о'кей... Разве не этого вы хотели?
Он ответил мгновенно:
– Конечно, нет! Я вовсе не хотел, чтобы вы были довольны. Я даже не хотел, чтобы вы были счастливы. Если угодно, я как раз хочу, чтобы вы были НЕ довольны. Всегда. Во всяком случае, большую часть своей жизни...»
Это, конечно, поверхностное различие, которое должно нас как тру-философов заставить поставить дурацкий вопрос: «Почему?» Откуда берется такая разница?
Мы коряжимся, пытаясь придать лицу значительное выражение тру-философов, и выдаем. Из разных стратегий самоидентификации – можно было бы сказать, из разных концепций субъекта – хоть, разумеется, в творчестве указанных авторов нет «концепции», но они, возможно, сами того не осознавая, на определенную концепцию опираются – но такая концепция не имеет особого значения, значение имеет то, что мы, оказавшиеся в центре какой-то непонятной херни, называемой жизнью, да еще и социальной жизнью, должны делать.
Допустим, есть некоторый набор свойств, характеристик. Этот набор довольно случайным образом локализован. Поэтому мы его называем субъектом. Вот посмотрите – идет он, наш субъект в галстучке и с портфельчиком и улыбается немного растерянно – что-то ему предстоит?
Есть такой мужик, Аксель Хоннет. Он думает, что проведенную «постмодернистами» критику понятия субъекта можно преодолеть. Устранить децентрацию этого субъекта. Типа этот самый децентрированный субъект начинает собирать себя по кусочкам – точнее говоря, в процессе функционирования социальных и властных порядков, механизмов языка и сил бессознательного создаются, пусть всего лишь как эффект и момент, некоторые выделенные позиции – скрепленный последовательностью набор таких позиций и является субъектом. Вместо кантовской идентичности автономной точки приходит идентичность рассказа, сюжета – это динамическая идентичность, которая задается связностью элементов, «логичностью» перехода от одного из них к другому. Тем самым фактически не возвращается субъект, но остается возможность самоидентификации – как процесса плетения своего сюжета, как написания рассказа о самом себе.
В этом случае любую характеристику «субъекта» можно изменить без идентификации, главное, чтобы это было «логичное» изменение. Ты становишься тем, кем ты еще не являешься, ты идешь прочь от себя. И поскольку ты, «субъект» этот не просто «включен» в некие интерсубъективные взаимодействия, но только и определяется как их момент, нет никаких причин к тому, чтобы как можно лучше не устроиться в этих взаимодействиях. Возникает правда вопрос – а не есть ли это требование «самореализации», «саморазвития» уловкой некоторой структуры, такие взаимодействия обеспечивающей и себя с их помощью обеспечивающей? Да не является ли сама концепция децентрированного «субъекта» такой уловкой? Т.е. не убедили ли нас в том, что в нас нет никакого центра, что мы – лишь набор характеристик, которые можно и нужно улучшать – лишь для того, чтобы делать из нас что угодно? Не означает ли это жесткого тоталитаризма, евгеники души?
Но есть другая стратегия. Есть знаменитая педагогическая система мира Полдня – мира идеального коммунистического будущего из ряда произведений братьев Стругацких. Поскольку единственным известным (упомянутым братьями в произведениях) педагогическим заведением этой системы был Анъюдинский интернат, эту систему назвали Анъюдинской.
В чем эта система? Детей забирают от родителей с момента рождения, помещают их в коллективные ясли, а потом – в интернаты. При этом с ними работают крутые педагоги, основной целью которых является углядеть в ребенке Главный Талант (ГТ) и развить его до максимальной степени.
ГТ составляет как бы ядро, сущность человека, его предназначение в этом мире. Он может быть самый разный, но он, кажется (поправьте, если я не прав, пишу по памяти, лень сверяться), есть не у всех. В докоммунистических обществах просто условия неблагоприятные, и очень мало кому удается найти, а тем более реализовать свой ГТ, а в коммунистическом условия круче, поэтому реализовываться будут больше народа. Но остаются те, у кого ГТ нет, кто предназначен только жрать и срать, и остаются те (даже если я ошибаюсь и первых нет), у кого ГТ какой-нибудь нехороший – например, умение убивать. Или выпиливать лобзиком – что не вредно, но нафиг никому не нужно в высокотехнологичном мире, где все делают киберы. Таких людей ссылают куда-нибудь на задворки цивилизации, обеспечивая им, впрочем, максимально комфортные условия. Высшим же из талантов считается способность к научной деятельности, к абстрактному мышлению.
Что нам, тру-философам, это напоминает? Правильно, «Государство» Платона. Сохранилось воспоминание о том, как двадцатилетний Аркадий Стругацкий, никаких Платонов в глаза еще не видевший и даже, может быть, не подозревавший об их существовании, отстаивал перед своими товарищами очень жесткую аристократическую систему воспитания, где люди, занимающиеся физическим трудом, вообще считались недочеловеками. Товарищи – правоверные марксисты – мощно охуевали с такой позиции.
Стругацкие – жесткие аристократы, несмотря на последовательно отстаиваемые либеральные идеи во всяких интервью. Это очевидно, но находятся те, кто это не понимает.
Сенсей из «Бессильных мира сего» - человек совершенно другого, нашего, родного, постсоветского, капиталистически - бардачного мира, тем и занимается, что углядывает в детях, приводимых к нему родителями, их Главный Талант. Тем он и живет, сшибая нехилые деньги с тех, кто приходит – а кто, кроме людей обеспеченных, попрется узнавать будущее своего отпрыска, тот путь, на котором он сможет себя максимально реализовать?
И все проблемы героев БМС, этих бедных, несчастных, забитых интеллигентов – в том, что они забыли свой ГТ, увлекшись погоней за всякой мелочевкой типа зарабатывания бабок.
«Вы сделались отвратительно самодостаточны, вы не желаете летать, вас вполне устраивает прыгать выше толпы, вы ДОВОЛЬНЫ – даже самые недовольные из вас...»
И нужно отрыть этот ГТ, расчистив его от наслоений грязи и жира, щедро нанесенных «проклятой свиньей жизни» - и жить дальше, превосходя не себя, но свое нежелание обратиться к себе. Или умирать – если таков твой ГТ. Ведь умение убивать, например, в качестве такового никто не изменял – вот вам Ядозуб, Олгой-Хорхой, центр существа которого – ненависть, и предназначение которого – убивать.
И тут возникает множество проблем взаимодействия этих сверхчеловеков, у которых понаоткрываются противоположные таланты, но главное – как только ты открыл в себе свой талант, все остальное для тебя, естественно, не имеет значение. Ты действуешь в соответствии с твоим предназначением – и только на пути этого следования тебя могут ждать успехи и неудачи, эмпирические же обстоятельства – это не стоящая внимания фигня.
Оба пути бесконечны. Оба пути предполагают непрерывное изменение. Но в одном случае это платонического толка центризм (превед Деррида), а в другом – экзистенциалистского и даже, наверно, почстмодернистского толка децентризм. Ну вы понЕли.
Итак, был такой момент, когда днем (в основном в метро почему-то) я читал Литвака Михаила Ефимовича, а ночью, когда мир погружался во тьму и единственным пятном света оставалась моя лампа – «Бессильные мира сего» Стругацких. Испытывал при этом мощный когнитивный диссонанс.
Почему? Литвак, как правоверный психолух, конечно, пишет, что каждый человек должен быть счастлив и этого сравнительно несложно достичь. Немножко поднажать, и будете вы, мой милый и хороший, успешным и преуспевающим, душой компании и незаменимым специалистом. Стругацкие же ваяют что-нибудь в духе:
«Но почему все это – так? Ведь все мы ДОВОЛЬНЫ! Мы же все вполне удовлетворены... Проклятая свинья жизни.
– Но, сэнсей, – сказал я, – ведь мы все довольны. Можно сказать, с нами все о'кей... Разве не этого вы хотели?
Он ответил мгновенно:
– Конечно, нет! Я вовсе не хотел, чтобы вы были довольны. Я даже не хотел, чтобы вы были счастливы. Если угодно, я как раз хочу, чтобы вы были НЕ довольны. Всегда. Во всяком случае, большую часть своей жизни...»
Это, конечно, поверхностное различие, которое должно нас как тру-философов заставить поставить дурацкий вопрос: «Почему?» Откуда берется такая разница?
Мы коряжимся, пытаясь придать лицу значительное выражение тру-философов, и выдаем. Из разных стратегий самоидентификации – можно было бы сказать, из разных концепций субъекта – хоть, разумеется, в творчестве указанных авторов нет «концепции», но они, возможно, сами того не осознавая, на определенную концепцию опираются – но такая концепция не имеет особого значения, значение имеет то, что мы, оказавшиеся в центре какой-то непонятной херни, называемой жизнью, да еще и социальной жизнью, должны делать.
Допустим, есть некоторый набор свойств, характеристик. Этот набор довольно случайным образом локализован. Поэтому мы его называем субъектом. Вот посмотрите – идет он, наш субъект в галстучке и с портфельчиком и улыбается немного растерянно – что-то ему предстоит?
Есть такой мужик, Аксель Хоннет. Он думает, что проведенную «постмодернистами» критику понятия субъекта можно преодолеть. Устранить децентрацию этого субъекта. Типа этот самый децентрированный субъект начинает собирать себя по кусочкам – точнее говоря, в процессе функционирования социальных и властных порядков, механизмов языка и сил бессознательного создаются, пусть всего лишь как эффект и момент, некоторые выделенные позиции – скрепленный последовательностью набор таких позиций и является субъектом. Вместо кантовской идентичности автономной точки приходит идентичность рассказа, сюжета – это динамическая идентичность, которая задается связностью элементов, «логичностью» перехода от одного из них к другому. Тем самым фактически не возвращается субъект, но остается возможность самоидентификации – как процесса плетения своего сюжета, как написания рассказа о самом себе.
В этом случае любую характеристику «субъекта» можно изменить без идентификации, главное, чтобы это было «логичное» изменение. Ты становишься тем, кем ты еще не являешься, ты идешь прочь от себя. И поскольку ты, «субъект» этот не просто «включен» в некие интерсубъективные взаимодействия, но только и определяется как их момент, нет никаких причин к тому, чтобы как можно лучше не устроиться в этих взаимодействиях. Возникает правда вопрос – а не есть ли это требование «самореализации», «саморазвития» уловкой некоторой структуры, такие взаимодействия обеспечивающей и себя с их помощью обеспечивающей? Да не является ли сама концепция децентрированного «субъекта» такой уловкой? Т.е. не убедили ли нас в том, что в нас нет никакого центра, что мы – лишь набор характеристик, которые можно и нужно улучшать – лишь для того, чтобы делать из нас что угодно? Не означает ли это жесткого тоталитаризма, евгеники души?
Но есть другая стратегия. Есть знаменитая педагогическая система мира Полдня – мира идеального коммунистического будущего из ряда произведений братьев Стругацких. Поскольку единственным известным (упомянутым братьями в произведениях) педагогическим заведением этой системы был Анъюдинский интернат, эту систему назвали Анъюдинской.
В чем эта система? Детей забирают от родителей с момента рождения, помещают их в коллективные ясли, а потом – в интернаты. При этом с ними работают крутые педагоги, основной целью которых является углядеть в ребенке Главный Талант (ГТ) и развить его до максимальной степени.
ГТ составляет как бы ядро, сущность человека, его предназначение в этом мире. Он может быть самый разный, но он, кажется (поправьте, если я не прав, пишу по памяти, лень сверяться), есть не у всех. В докоммунистических обществах просто условия неблагоприятные, и очень мало кому удается найти, а тем более реализовать свой ГТ, а в коммунистическом условия круче, поэтому реализовываться будут больше народа. Но остаются те, у кого ГТ нет, кто предназначен только жрать и срать, и остаются те (даже если я ошибаюсь и первых нет), у кого ГТ какой-нибудь нехороший – например, умение убивать. Или выпиливать лобзиком – что не вредно, но нафиг никому не нужно в высокотехнологичном мире, где все делают киберы. Таких людей ссылают куда-нибудь на задворки цивилизации, обеспечивая им, впрочем, максимально комфортные условия. Высшим же из талантов считается способность к научной деятельности, к абстрактному мышлению.
Что нам, тру-философам, это напоминает? Правильно, «Государство» Платона. Сохранилось воспоминание о том, как двадцатилетний Аркадий Стругацкий, никаких Платонов в глаза еще не видевший и даже, может быть, не подозревавший об их существовании, отстаивал перед своими товарищами очень жесткую аристократическую систему воспитания, где люди, занимающиеся физическим трудом, вообще считались недочеловеками. Товарищи – правоверные марксисты – мощно охуевали с такой позиции.
Стругацкие – жесткие аристократы, несмотря на последовательно отстаиваемые либеральные идеи во всяких интервью. Это очевидно, но находятся те, кто это не понимает.
Сенсей из «Бессильных мира сего» - человек совершенно другого, нашего, родного, постсоветского, капиталистически - бардачного мира, тем и занимается, что углядывает в детях, приводимых к нему родителями, их Главный Талант. Тем он и живет, сшибая нехилые деньги с тех, кто приходит – а кто, кроме людей обеспеченных, попрется узнавать будущее своего отпрыска, тот путь, на котором он сможет себя максимально реализовать?
И все проблемы героев БМС, этих бедных, несчастных, забитых интеллигентов – в том, что они забыли свой ГТ, увлекшись погоней за всякой мелочевкой типа зарабатывания бабок.
«Вы сделались отвратительно самодостаточны, вы не желаете летать, вас вполне устраивает прыгать выше толпы, вы ДОВОЛЬНЫ – даже самые недовольные из вас...»
И нужно отрыть этот ГТ, расчистив его от наслоений грязи и жира, щедро нанесенных «проклятой свиньей жизни» - и жить дальше, превосходя не себя, но свое нежелание обратиться к себе. Или умирать – если таков твой ГТ. Ведь умение убивать, например, в качестве такового никто не изменял – вот вам Ядозуб, Олгой-Хорхой, центр существа которого – ненависть, и предназначение которого – убивать.
И тут возникает множество проблем взаимодействия этих сверхчеловеков, у которых понаоткрываются противоположные таланты, но главное – как только ты открыл в себе свой талант, все остальное для тебя, естественно, не имеет значение. Ты действуешь в соответствии с твоим предназначением – и только на пути этого следования тебя могут ждать успехи и неудачи, эмпирические же обстоятельства – это не стоящая внимания фигня.
Оба пути бесконечны. Оба пути предполагают непрерывное изменение. Но в одном случае это платонического толка центризм (превед Деррида), а в другом – экзистенциалистского и даже, наверно, почстмодернистского толка децентризм. Ну вы понЕли.
