dakarant | Все невозможно (Reply)

Тут недавно в рамках подготовки к экзамену по изф перечитывал Кьеркегора и меня стукнуло.

Стукнуло меня по поводу героя братьев Стругацких, Кьеркегор тут в принципе ни при чем. Но это не литературоведение, конечно. Это типа про то, как страшно жить.

Герой Стругацких стоит перед выбором, который и сам одновременно необходим и невозможен, и необходима и невозможна каждая из предлагаемых им альтернатив (вы не поверите – их две). Герой этот оказывается в ситуации, когда нужно нечто сделать – и одновременно ничего сделать нельзя.

Хреновая ситуация, таки да.

Грубо, в первом приближении – либо ты должен отказаться от великих свершений и стать обывателем, утратив себя, либо ты должен изменить нечто в составе бытия, сам из этого состава выпав, т.е. перестав существовать. Но это грубое определение – оно нужно, чтобы ввести в курс дела.

Изначально – это вопрос о возможности революции и построения коммунизма. Советское интеллигентское сознание представляет коммунизм как воплощение Царства Божьего на земле в натуре – как чудо, как нечто небывалое, как разрыв действительности. Как совершенство. Как Откровение. Но установить совершенство можно лишь будучи к нему причастным, революция должна уже быть совершена, чтобы она стала возможна. И она, естественно, должна быть возможна, чтобы она была совершена. А поскольку коммунизм, в отличие от Бога, по кривым ершалаимским улочкам обычно не шляется, имеет место проблема. Но это так, в сторону.

Начать же надо с того, что сама ситуация такого выбора невозможна. Не столько потому, что одна альтернатива («обывателя») выбрана уже постольку, поскольку каждый из нас существует в каком-то эмпирическом социо-биологическом контексте и от него никуда не деться, сколько потому, что сама позиция такого предъявления альтернатив невозможна – она по сути предполагает метапозицию вне бытия – позицию выбора модусов этого самого гнилого бытия. Надо упереться лбом в стенку. Быть в абсолютном тупике, чтобы увидеть этот тупик. Поскольку ни одной альтернативы выбрать нельзя, постольку это подвешенное состояние вечно – можно разве что тешить себя иллюзиями его отсутствия. Но оно необходимо постольку, поскольку это есть положение, в котором находится человек… не каждый. Собственно, пресловутый элитаризм Стругацких – есть люди, которые в этом положении не находятся, а есть те, которые находятся. Последние сильно страдают, но они круче. Собственно, они и есть люди. Всех остальных – в биореактор.

Так вот, есть альтернатива – сущности и существования. И есть бессмысленное и беспощадное бытие, бесконечное, но счетное множество, которое по модели вечного возвращения остается одним и тем же, хотя все время куда-то летит. Типа рок, против которого переть бессмысленно постольку, поскольку непонятно, против чего переть. И вот ты, чтобы существовать, должен этому року покориться – ибо этот рок и есть бытие. Да и ничто иное невозможно. Потому что все, что есть, есть в модусе этого рока. Внутри него. Коммунизм невозможен – есть возражения?

Но герой АБС выбрать эту альтернативу не может. Потому что выбрав ее, он останется в позе отказа не понятно от чего, но – отказа. От второй альтернативы. И эта поза приведет к тому, что выбравший окажется рассказом о своем выборе, но не самим выбором. Он не сменит своего бытия настолько, чтобы отказаться от себя и забыть об этом. Он будет лишь вечно проживать саму ситуацию выбора.

Вторая альтернатива – сущности. Чтобы быть, ты должен быть кем-то. Само вышеуказанное бытие требует от тебя этого. Оно требует своего изменения, внесения кардинально нового, творчества, революции. Если ты не пойдешь на это, то то, что тебе не дадут жить – это пустяки – тебе не дадут умереть, ибо умирает, исчезает лишь нечто, а ты, сцуко, так и не стал уникальностью – и в этом смысле это и есть ад вечного перерождения. Но герой, понимаете ли, и эту альтернативу выбрать не может – не просто потому, что он слаб, как это представляют себе тупые комментаторы АБС, видящие в тексте лишь то, что там написано, но не то, о чем написано – он не просто слаб, чтобы бороться с судьбой и вносить новое, он так рассогласован с миром, что ему не с чем бороться. Он не знает, как делать революцию – потому что он не знает, против чего делать революцию, и любая революция окажется уловкой того же самого, уже бывшего – появится лишь новая бюрократия и ничего в сущности не изменится.

В конечном счете, любое наше действие ничего не меняет в этом мире и лишь подтверждает текущий несправедливый порядок. Но нужно его менять, потому что отказ от действия – тоже действие и тоже подтверждает этот порядок. Новое невозможно – к нему не ведут никакие пути. Невозможно действовать и невозможно оставаться в бездействии.

Все невозможно.

Ни один из героев Стругацких этот выбор не делает. И почти никто его не видит даже в его полноте. Все это остается на долю читателю. Стругацкие с размаху припечатывают тебя лбом в тупик, из которого ты должен выбраться самостоятельно.

«Дальше – уже сами».

Я знаю, что у самих авторов решения нет. Они ничего не прячут в рукаве. В принципе, эта ситуация даже неплоха. Она, во-первых, дает свободу – да еще какую, почти абсолютную, свободу Бога. Об этом можно написать еще один пост, но это должно быть понятно.

И это вызывает кайф. Не просто созерцание того, как герой бьется головой в стенку – хотя это тоже прикольно. Но отождествление себя с героем. Почему? Я это еще не продумал до конца. Но, кажется, потому, что именно сама ситуация выбора – не совершения его, нет! – это не просто свобода, это еще и власть. Ведь свобода от власти – тоже власть. И, может быть даже в рамках этого мрачного мира, овеваемого горячим ветром с почерневших скал бессмысленных смертей, свобода и есть власть.