"Утомленные Солнцем-2": живые и мертвые.
Apr. 27th, 2010 07:12 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dakarantИбо мертвых проклятье --
Эта кара страшна.
Александр Твардовский
Наверно, Михалков хотел снять трагическое кино, завершив его самой трагической сценой. Но когда в финале умирающий солдат просит Надю Михалкову показать сиськи и Надя таки показывает, меня, да и не только меня, пробивает на ржач. Впрочем, ржач этот быстро обрывается, ибо вид голенькой беленькой Нади среди черно-сине-красного пейзажа из догорающих танков, окровавленных трупов и развороченной земли – это такой сюр, что становится жутко.
«Утомленные Солнцем-2» вообще сюрреалистичны. Это не историческая правда, разумеется, но и не гнусный поклеп на потеху власти. Михалков все-таки не тупой подельщик, как Федор наш Бондарчук. Есть у него что-то такое, чутье какое-то. Есть.
Хотя в этот раз он, определенно, снял говно. Но говно тоже - разное бывает.
Я не помню более ранних фильмов, но вот «12» меня зацепил. Чеченский мальчик, танцующий лезгинку в тюремной камере, плеск дождя в разрушенном городе, Михаил Ефремов, орущий перекошенным ртом: «А почему вы смеетесь? А почему вот это «ха-ха-ха»?! А потому что когда серьезно – вам страааашно!»
Вот так. Им страшно. Ему, Михалкову, страшно.
Бесы лезут наружу. Страшные силы, неподвластные человеку и враждебные ему.
Стоит Наде принять крещение – и самолет, охотящийся за ней, внезапно падает в море. Мина, на которой она плывет, взрывается как раз после того, как Надя с ней расстается. Авиабомба, разносящая по кусочкам церковь, где прячется Котов-Михалков, оставляет нетронутым и Михалкова с его крестиком, и икону. Икона блестит на развалинах, как артефакт из игры – подходи и забирай, +50 к защите.
Это не православие, ребята, это магия. А в мире магии мертвые очень даже влияют на живых.
Я не знаю, чего боится Михалков. Но могу предположить.
В самом начале фильма Котов-Михалков в своем сне смачно плюхает Сталина рожей в торт. А потом просыпается.
В «Граде Обреченном» Стругацких и в «Поэме о Сталине» Галича (а может, и еще где, пусть мне подскажут) очень хорошо показано одно мировоззрение. Люди, почитавшие Сталина как Бога, пусть и злого, с разоблачением его как Бога ложного, Дьявола, были вынуждены свергать его по велению сверху – но, не убив место этого Бога в своем сердце, место, которое определяло всю их жизнь, не смогли свергнуть Сатлина по-настоящему, они верили лишь в ниспровержение Сталина, но не в потерю его божественной сущности. И, вынужденные совершить предательство по отношению к нему и по-прежнему чувствуя себя его слугами, они боялись. Боялись мести свергнутого Люцифера, прекрасно понимая, что, совершив предательство, только стали ближе к нему, ведь предательство – в его компетенции, стали ближе к той бездне, куда он может их за собой в любой момент утянуть.
Сталин, разумеется, это только символ. Символ в т.ч. того мутного и инфернального, что присутствовало в советский период. Во время войны – особенно.
На стороне Сталина здесь в каком-то смысле все ветераны, все наше прошлое, страшное и великое. Михалков его предает, отчаянно пытается откреститься. «Я не твой. не твой!» - кричит он своим фильмом. Ему хочется приблизиться к власти, жить современным великосветским барином, кушать фуа-гра, запивать Хеннеси и спокойно спать по ночам.
А вот фигушки. Фильм проваливается в прокате, народу пох на мифалковское отречение, прошлое не отпускает. Сатанинский хохот звучит за кадром. Котов неизбежно просыпается в лагере – он хотел бы макнуть Сталина мордой в торт, но Сталин снова макает его мордой в дерьмо.
Мертвые по-прежнему сильнее живых.
Эта кара страшна.
Александр Твардовский
Наверно, Михалков хотел снять трагическое кино, завершив его самой трагической сценой. Но когда в финале умирающий солдат просит Надю Михалкову показать сиськи и Надя таки показывает, меня, да и не только меня, пробивает на ржач. Впрочем, ржач этот быстро обрывается, ибо вид голенькой беленькой Нади среди черно-сине-красного пейзажа из догорающих танков, окровавленных трупов и развороченной земли – это такой сюр, что становится жутко.
«Утомленные Солнцем-2» вообще сюрреалистичны. Это не историческая правда, разумеется, но и не гнусный поклеп на потеху власти. Михалков все-таки не тупой подельщик, как Федор наш Бондарчук. Есть у него что-то такое, чутье какое-то. Есть.
Хотя в этот раз он, определенно, снял говно. Но говно тоже - разное бывает.
Я не помню более ранних фильмов, но вот «12» меня зацепил. Чеченский мальчик, танцующий лезгинку в тюремной камере, плеск дождя в разрушенном городе, Михаил Ефремов, орущий перекошенным ртом: «А почему вы смеетесь? А почему вот это «ха-ха-ха»?! А потому что когда серьезно – вам страааашно!»
Вот так. Им страшно. Ему, Михалкову, страшно.
Бесы лезут наружу. Страшные силы, неподвластные человеку и враждебные ему.
Стоит Наде принять крещение – и самолет, охотящийся за ней, внезапно падает в море. Мина, на которой она плывет, взрывается как раз после того, как Надя с ней расстается. Авиабомба, разносящая по кусочкам церковь, где прячется Котов-Михалков, оставляет нетронутым и Михалкова с его крестиком, и икону. Икона блестит на развалинах, как артефакт из игры – подходи и забирай, +50 к защите.
Это не православие, ребята, это магия. А в мире магии мертвые очень даже влияют на живых.
Я не знаю, чего боится Михалков. Но могу предположить.
В самом начале фильма Котов-Михалков в своем сне смачно плюхает Сталина рожей в торт. А потом просыпается.
В «Граде Обреченном» Стругацких и в «Поэме о Сталине» Галича (а может, и еще где, пусть мне подскажут) очень хорошо показано одно мировоззрение. Люди, почитавшие Сталина как Бога, пусть и злого, с разоблачением его как Бога ложного, Дьявола, были вынуждены свергать его по велению сверху – но, не убив место этого Бога в своем сердце, место, которое определяло всю их жизнь, не смогли свергнуть Сатлина по-настоящему, они верили лишь в ниспровержение Сталина, но не в потерю его божественной сущности. И, вынужденные совершить предательство по отношению к нему и по-прежнему чувствуя себя его слугами, они боялись. Боялись мести свергнутого Люцифера, прекрасно понимая, что, совершив предательство, только стали ближе к нему, ведь предательство – в его компетенции, стали ближе к той бездне, куда он может их за собой в любой момент утянуть.
Сталин, разумеется, это только символ. Символ в т.ч. того мутного и инфернального, что присутствовало в советский период. Во время войны – особенно.
На стороне Сталина здесь в каком-то смысле все ветераны, все наше прошлое, страшное и великое. Михалков его предает, отчаянно пытается откреститься. «Я не твой. не твой!» - кричит он своим фильмом. Ему хочется приблизиться к власти, жить современным великосветским барином, кушать фуа-гра, запивать Хеннеси и спокойно спать по ночам.
А вот фигушки. Фильм проваливается в прокате, народу пох на мифалковское отречение, прошлое не отпускает. Сатанинский хохот звучит за кадром. Котов неизбежно просыпается в лагере – он хотел бы макнуть Сталина мордой в торт, но Сталин снова макает его мордой в дерьмо.
Мертвые по-прежнему сильнее живых.
