![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dakarantЯ знаю то, что со мной в этот день не умрет,
Нет ни единой возможности их победить.
Но им нет права на то, чтобы видеть восход,
У них вообще нет права на то, чтобы жить.
И я трублю в мой расколотый рог боевой,
Я поднимаю в атаку погибшую рать,
И я кричу им - "Вперед!", я кричу им - "За мной!"
Раз не осталось живых, значит мертвые - встать!
С. Калугин
Напишу некоторые соображения по поводу оригинального романа Стругацких – это не имеет никакого отношения к фильму, который я никак не соберусь посмотреть, а основано исключительно на книге, которую я читал и пересказывать которую у меня желания нет, хотя я постараюсь писать так, чтобы было понятно даже не читавшим.
Максим Камеррер (главный герой, житель райской коммунистической земли, попадающий на грязную, растерзанную войнами, неблагополучную планету Саракш, управляемую тоталитарными диктатурами) представляет собой нечто вроде морального автомата (о котором, кстати, говорит иногда Сафронов со своим «придерживанием дверей в метро»). В своей деятельности (которая и составляет содержание романа) он (Камеррер, а не Сафронов) не руководствуется ни идеей о справедливом устройстве общества и необходимости «воспитания масс в духе добра и взаимной любви», ни рациональным расчетом относительных выгод и недостатков того или иного государственного устройства, ни даже некоторыми инстинктами, как это может показаться на первый взгляд. Т.е. то, чем он руководствуется, являет собой нечто вроде инстинкта – но инстинкта морального – и это не просто инстинкт, но сама суть его существа, неотделимая от его Я.
Когда Сергей Переслегин пытался реконструировать принцип управления, осуществляемый в коммунистическом мире братьев Стругацких, он сформулировал следующее положение: каждый землянин (представитель коммунистического общества) сам себе законодатель и сам себе исполнитель – но при этом он неотличим от земного общества, поэтому конфликта между законодательством индивида и законодательством общества не может быть априори. Мораль Стругацких и Камеррера – не отвлеченная кантовская мораль, а мораль, предполагающая в качестве своих элементов определенную форму социальной организации и определенную психологическую конструкцию индивида. При этом саму суть этой конструкции и этой организации составляет мораль – так что моральная инстанция землянина-коммунара тождественна его Я, его самости, она составляет необходимое условие его жизни – и при этом неотделима от специфической организации социальной реальности.
Поэтому, когда Максим попадает на Саракш – планету, где царит принципиально иная, тоталитарно-насильственная социальная реальность, его борьба с этой реальностью становится не результатом обдуманного выбора, не реализацией определенной абстрактной идеи, но элементарной борьбой за существование – не физическое, но «сущностное» существование, т.е. за сохранение и реализацию своего Я. У него просто нет альтернативы – вступать в борьбу или не вступать, преобразовывать действительность или «быть как все» - последнее для него невозможно. Если Камеррер не перестраивает Саракш «под себя», то он просто умирает.
"Вы скажете, что в том мире, откуда вы пришли, люди не могут жить с нечистой совестью. Что ж, перестаньте жить. Это тоже неплохой выход – и для вас, и для других".
Нечто подобное существует и на самом Саракше – противостояние местной «оппозиции» - выродков и госструктур, укомплектованных «нормальными людьми», вопреки всем рецензиям на фильм Бондарчука, имеет мало общего с нашей оппозицией – не только потому, что эти оппозиционные выродки – обреченные смертники, живые покойники, каждый день лишь чудом остающиеся в живых в своих радиоактивных болотах – но главным образом потому, что это физиологическое, сущностное противостояние, переход из одного лагеря в другой полностью невозможен – в то время, как нормальные люди испытывают восторг и наслаждение, под воздействием излучения, выродки страдают от адских болей. И последние «просто борются за свою жизнь».
"И все они будут стремиться убить тебя, и твоих друзей, и твое дело, потому что – запомни это хорошенько, усвой на всю жизнь! – потому что в этом мире не знают других способов переубеждать инакомыслящих..."
Сама планета Саракш представляет собой уникальный случай – из-за высокой атмосферной рефракции создается впечатление, что планета находится на дне гигантского шара-универсума, в центре которого горит Мировой Свет – и кроме него и Саракша ничего в этом универсуме не существует. Жители не верят в наличие других планет и других цивилизаций- и возникает сильнейший соблазн принять это за метафору солипсизма.
На планете существует определенное равновесие – жестокое, бесчеловечное, динамическое и подвижное, но – равновесие. Нарушить его под силу только Максу Камерреру – и он его нарушает.
Максим ведет войну не просто с тиранией Неизвестных Отцов, но со всей планетой – это должно быть ясно каждому, кто даст себе труд прочитать роман.
"Максим понял, что находится в гигантской ловушке, что контакт сделается возможным только тогда, когда ему удастся буквально вывернуть наизнанку естественные представления, сложившиеся в течение тысячелетий".
Получается, что суть «Обитаемого Острова» - конфликт двух солиспсистских сознаний, которые оказались в положении, когда они не могут оставаться солипсисткими, ибо в их сферу вторгся Другой – настолько мощный Другой, что сметает все солипсистские барьеры, лихорадочно устанавливаемые с целью самосохранения. Максим довольно долго пытается приспособиться к планете, «быть как все». Планета довольно долго пытается не замечать Максима и списать его в качестве дикаря –идиота-преступника с глаз долой. Но сущность Максима оказывается сильнее. Максим побеждает.
Но, побеждая, он оказывается побежденным – что демонстрирует ему Странник - Сикорски – тоже землянин, но землянин умный, «тщательно, бережно, с учетом всех возможных осложнений» готовящий «спасение этой несчастной планеты». Максим обнаруживает собственный моральный солипсизм – та мораль, что казалась ему не просто естественно-универсальной, но являлась неотъемлемо-сущностной основой его существа – тупым силовым давлением опрокидывает мораль Саракша с его башнями психотропного излучения, с его бесчеловечным равновесием, с его вечной атомной войной, с его ничтожностью человеческой жизни, с его грязным, несчастным, уродливым и замкнутым самосознанием.
В этом смысле Странник представляет собой некоторое несознательное существо – он как бы не имеет собственного сознания, а имеет задачу корреляции двух сознаний или, точнее, задачу преобразования одного солипсистского сознания в другое солипсистское (которое Стругацкие, впрочем, считают не солипсистским) – сознания естественно-аморального в сознание естественно-моральное. Это особого рода процедура, нечто вроде компилятора или транслятора. Он не человек – ибо человек, согласно Стругацким, всегда центрирован некоторой сущностью подобно тому, как Максим Камеррер центрирован коммунистической моралью (так, что можно считать его персонификацией этой морали).
Попутно отметим, в чем состоит пресловутая «теория элитаризма» Стругацких. Она заключается в том, что люди – онтологически, изначально, природно, неизбежно – разделены на тех, кто ориентирован в своем бытии на реализацию некоторых ценностей, и тех, кто так не ориентирован. Трагедия героев поздних произведений Стругацких это трагедия Раскольникова («Трудно быть богом» - это вообще пересказ отдельных моментов «Преступления и наказания», примитивный, но не лишенный смысла), осознавшего, что он всего-навсего «тварь дрожащая» - но не отказавшегося от своего разделения на «тварь» и «право имеющих». Эти «право имеющие» могут лишь отодвигаться все дальше от настоящего человечества – и хотя их деятельность всегда является этически парадоксальной, вызывающей самоуничтожение этих «новых Раскольниковых», но онтология Стругацких всегда остается ориентированной относительно этих сверхчеловеков.
«Обитаемый Остров» - это трагедия морально-солипсистского сознания (в котором, к тому же, ничего нет, кроме этой морали), столкнувшегося со столь же солипсистским, но противоположно ориентированном в моральном отношении сознанием. Помимо «Жука в муравейнике», где эта тема парадоксальным образом повторяется, выворачиваясь наизнанку (читатель оказывается на стороне не вторгающегося сознания, но того, в которое вторгаются), этот мотив проходит историю «построения коммунизма в одной отдельно взятой стране» - и обрывается в собственные социальные, культурные, психологические и даже, прости Господи, метафизические последствия, о которых я буду писать – но уже не здесь.
Нет ни единой возможности их победить.
Но им нет права на то, чтобы видеть восход,
У них вообще нет права на то, чтобы жить.
И я трублю в мой расколотый рог боевой,
Я поднимаю в атаку погибшую рать,
И я кричу им - "Вперед!", я кричу им - "За мной!"
Раз не осталось живых, значит мертвые - встать!
С. Калугин
Напишу некоторые соображения по поводу оригинального романа Стругацких – это не имеет никакого отношения к фильму, который я никак не соберусь посмотреть, а основано исключительно на книге, которую я читал и пересказывать которую у меня желания нет, хотя я постараюсь писать так, чтобы было понятно даже не читавшим.
Максим Камеррер (главный герой, житель райской коммунистической земли, попадающий на грязную, растерзанную войнами, неблагополучную планету Саракш, управляемую тоталитарными диктатурами) представляет собой нечто вроде морального автомата (о котором, кстати, говорит иногда Сафронов со своим «придерживанием дверей в метро»). В своей деятельности (которая и составляет содержание романа) он (Камеррер, а не Сафронов) не руководствуется ни идеей о справедливом устройстве общества и необходимости «воспитания масс в духе добра и взаимной любви», ни рациональным расчетом относительных выгод и недостатков того или иного государственного устройства, ни даже некоторыми инстинктами, как это может показаться на первый взгляд. Т.е. то, чем он руководствуется, являет собой нечто вроде инстинкта – но инстинкта морального – и это не просто инстинкт, но сама суть его существа, неотделимая от его Я.
Когда Сергей Переслегин пытался реконструировать принцип управления, осуществляемый в коммунистическом мире братьев Стругацких, он сформулировал следующее положение: каждый землянин (представитель коммунистического общества) сам себе законодатель и сам себе исполнитель – но при этом он неотличим от земного общества, поэтому конфликта между законодательством индивида и законодательством общества не может быть априори. Мораль Стругацких и Камеррера – не отвлеченная кантовская мораль, а мораль, предполагающая в качестве своих элементов определенную форму социальной организации и определенную психологическую конструкцию индивида. При этом саму суть этой конструкции и этой организации составляет мораль – так что моральная инстанция землянина-коммунара тождественна его Я, его самости, она составляет необходимое условие его жизни – и при этом неотделима от специфической организации социальной реальности.
Поэтому, когда Максим попадает на Саракш – планету, где царит принципиально иная, тоталитарно-насильственная социальная реальность, его борьба с этой реальностью становится не результатом обдуманного выбора, не реализацией определенной абстрактной идеи, но элементарной борьбой за существование – не физическое, но «сущностное» существование, т.е. за сохранение и реализацию своего Я. У него просто нет альтернативы – вступать в борьбу или не вступать, преобразовывать действительность или «быть как все» - последнее для него невозможно. Если Камеррер не перестраивает Саракш «под себя», то он просто умирает.
"Вы скажете, что в том мире, откуда вы пришли, люди не могут жить с нечистой совестью. Что ж, перестаньте жить. Это тоже неплохой выход – и для вас, и для других".
Нечто подобное существует и на самом Саракше – противостояние местной «оппозиции» - выродков и госструктур, укомплектованных «нормальными людьми», вопреки всем рецензиям на фильм Бондарчука, имеет мало общего с нашей оппозицией – не только потому, что эти оппозиционные выродки – обреченные смертники, живые покойники, каждый день лишь чудом остающиеся в живых в своих радиоактивных болотах – но главным образом потому, что это физиологическое, сущностное противостояние, переход из одного лагеря в другой полностью невозможен – в то время, как нормальные люди испытывают восторг и наслаждение, под воздействием излучения, выродки страдают от адских болей. И последние «просто борются за свою жизнь».
"И все они будут стремиться убить тебя, и твоих друзей, и твое дело, потому что – запомни это хорошенько, усвой на всю жизнь! – потому что в этом мире не знают других способов переубеждать инакомыслящих..."
Сама планета Саракш представляет собой уникальный случай – из-за высокой атмосферной рефракции создается впечатление, что планета находится на дне гигантского шара-универсума, в центре которого горит Мировой Свет – и кроме него и Саракша ничего в этом универсуме не существует. Жители не верят в наличие других планет и других цивилизаций- и возникает сильнейший соблазн принять это за метафору солипсизма.
На планете существует определенное равновесие – жестокое, бесчеловечное, динамическое и подвижное, но – равновесие. Нарушить его под силу только Максу Камерреру – и он его нарушает.
Максим ведет войну не просто с тиранией Неизвестных Отцов, но со всей планетой – это должно быть ясно каждому, кто даст себе труд прочитать роман.
"Максим понял, что находится в гигантской ловушке, что контакт сделается возможным только тогда, когда ему удастся буквально вывернуть наизнанку естественные представления, сложившиеся в течение тысячелетий".
Получается, что суть «Обитаемого Острова» - конфликт двух солиспсистских сознаний, которые оказались в положении, когда они не могут оставаться солипсисткими, ибо в их сферу вторгся Другой – настолько мощный Другой, что сметает все солипсистские барьеры, лихорадочно устанавливаемые с целью самосохранения. Максим довольно долго пытается приспособиться к планете, «быть как все». Планета довольно долго пытается не замечать Максима и списать его в качестве дикаря –идиота-преступника с глаз долой. Но сущность Максима оказывается сильнее. Максим побеждает.
Но, побеждая, он оказывается побежденным – что демонстрирует ему Странник - Сикорски – тоже землянин, но землянин умный, «тщательно, бережно, с учетом всех возможных осложнений» готовящий «спасение этой несчастной планеты». Максим обнаруживает собственный моральный солипсизм – та мораль, что казалась ему не просто естественно-универсальной, но являлась неотъемлемо-сущностной основой его существа – тупым силовым давлением опрокидывает мораль Саракша с его башнями психотропного излучения, с его бесчеловечным равновесием, с его вечной атомной войной, с его ничтожностью человеческой жизни, с его грязным, несчастным, уродливым и замкнутым самосознанием.
В этом смысле Странник представляет собой некоторое несознательное существо – он как бы не имеет собственного сознания, а имеет задачу корреляции двух сознаний или, точнее, задачу преобразования одного солипсистского сознания в другое солипсистское (которое Стругацкие, впрочем, считают не солипсистским) – сознания естественно-аморального в сознание естественно-моральное. Это особого рода процедура, нечто вроде компилятора или транслятора. Он не человек – ибо человек, согласно Стругацким, всегда центрирован некоторой сущностью подобно тому, как Максим Камеррер центрирован коммунистической моралью (так, что можно считать его персонификацией этой морали).
Попутно отметим, в чем состоит пресловутая «теория элитаризма» Стругацких. Она заключается в том, что люди – онтологически, изначально, природно, неизбежно – разделены на тех, кто ориентирован в своем бытии на реализацию некоторых ценностей, и тех, кто так не ориентирован. Трагедия героев поздних произведений Стругацких это трагедия Раскольникова («Трудно быть богом» - это вообще пересказ отдельных моментов «Преступления и наказания», примитивный, но не лишенный смысла), осознавшего, что он всего-навсего «тварь дрожащая» - но не отказавшегося от своего разделения на «тварь» и «право имеющих». Эти «право имеющие» могут лишь отодвигаться все дальше от настоящего человечества – и хотя их деятельность всегда является этически парадоксальной, вызывающей самоуничтожение этих «новых Раскольниковых», но онтология Стругацких всегда остается ориентированной относительно этих сверхчеловеков.
«Обитаемый Остров» - это трагедия морально-солипсистского сознания (в котором, к тому же, ничего нет, кроме этой морали), столкнувшегося со столь же солипсистским, но противоположно ориентированном в моральном отношении сознанием. Помимо «Жука в муравейнике», где эта тема парадоксальным образом повторяется, выворачиваясь наизнанку (читатель оказывается на стороне не вторгающегося сознания, но того, в которое вторгаются), этот мотив проходит историю «построения коммунизма в одной отдельно взятой стране» - и обрывается в собственные социальные, культурные, психологические и даже, прости Господи, метафизические последствия, о которых я буду писать – но уже не здесь.
