Алексей Иванов, "Сердце Пармы": "Бунинское фэнтези".

[dakarant]

Передо мной расстелилась бескрайняя парма, её ялпынги и ворги. Именно так - парма, а не книга, Пермь Великая, а не сухие страницы, хонтуи и хаканы, а не издатели и редакторы. Вешь - очень красивая. Именно красивая какой-то глубокой, дикой, древнеязыкой красотой, полная, объёмна, как почерневший языческие идол, волшебная маммутовым льдом и княжьими тамгами.
Рецензия читателя timopheus http://www.livelib.ru/review/194908

Понятно, что именно хотел сделать Иванов в «Коммьюнити», как и едва ли не во всех своих романах: создать образ-концепцию, обладающую огромной объяснительной силой. Жизнь в России – она вот такая. Вот потому-то. И человеку приходится делать такие-то выборы – или отказываться от них. В «Парме» и «Золоте бунта» такая модель естественно смыкалась с мифом – собственно, превращалась в миф.
Михаил Назаренко http://fantlab.ru/blogarticle26975

Это одна из лучших фантастических книг, что мне довелось прочитать. Ее относят к жанру фэнтези, и формально это верно – средневековый антураж и сверхъестественные существа и события присутствуют. Но она совершенно не похожа на фэнтези, даже «реалистическое» типа Джорджа Мартина или т.н. славянское. Не похожа она и на исторический роман, хотя «основана на реальных событиях», происходивших в 15 веке на территории нынешнего Пермского края и описанных, например, в Вычегодско-Вымской летописи.
Начну с легкого – о том, почему роман не похож на исторический, говорит эпиграф нумер раз. Мир, который распахивается перед нами, совершенно фантастичен. В нем перекликаются горы каменными голосами, ползут из-под земли неупокоенные мертвецы, бредут босиком по заснеженным полянам ведьмы, поют вогульские стрелы с колокольчиками в наконечниках, хохочут в небесах языческие боги и рыщет в глухих лесах огненный ящер Гондыр.
Немалую роль в создании этого ощущения сказочности и экзотичности играет язык. Чуть ли не в каждом предложении Иванов использует слова, видимо, из местных угро-финских языков, которые не ищет никакой гугл и о значении которых можно догадаться только по контексту. Звучат все эти хумляльты и Йемдыны куда страннее, чем хоббиты и Ривенделлы. Возникает ощущение, что ты читаешь текст на древнем и обладающем магической силой языке, смысл которого понимаешь каким-то чудом.
Книга удивительно не христианская. "Ты говоришь непонятные нам вещи, - говорят пермяки пришедшему их крестить православному священнику. - Что такое грех? Человек идет по судьбе, как по дороге. С одной стороны - стена, с другой - обрыв; свернуть нельзя. Можно идти быстрее или медленнее, но нельзя не идти. Что же тогда это такое - грех?" Подобной философии придерживаются почти все персонажи романа, даже формально православные вроде главного героя князя Михаила. Православные епископы изображены редкими сволочами и погибают страшным образом – не в последнюю очередь из-за того, что не обращают внимание на силу и характер той древней земли, в которой они оказались.
Пермская земля, парма (это слово – аналог «тайги»: в первую очередь оно означает растущий вокруг гор лес, но еще и местность, пространство, уральскую землю и намекает на определенный образ жизни), персонифицированная в образе Золотой Бабы-Вагирйомы-Сорни-Най (позолоченного языческого идола) и жены князя Михаила пермячки Тичерти, является одним из главных действующих лиц. Впервые пришедшие на эти земли русские должны «наладить с ней отношения». Ее нельзя взять силой, как хотят московиты и епископы, с ней можно только ужиться, договориться – а значит, нужно прежде всего ее уважать. Русским людям во главе с князем Михаилом это удается. Это в какой-то степени история о колонизации, но без всякого пафоса и патриотических лозунгов – русские осуществляют эту колонизацию без всякой радости, потому что у них просто нет иного выбора – и потому, что такова их судьба (см. предыдущий абзац).
Естественным образом перехожу ко второму вопросу – почему не похоже на фэнтези. Потому что, да, «жизнь в России – она вот такая». Это не фэнтезийная и вообще не фантастическая тема. А еще более нефантастичен главный герой.
Князь Михаил углублен в себя, рефлексирует, ищет смысл жизни, пытается понять, для чего он предназначен и что ему делать посреди этих диких пространств и странных людей. Больше внимания он уделяет своим мыслям и чувствам, чем внешнему миру, и почему-то трагичен и неприкаян, хотя судьба его по меркам Средневековья складывается не худшим образом. В общем, классический герой Великой Русской Литературы с ее меланхолической рефлексивностью и рефлексивной меланхолией. Такое, с позволения сказать, «фэнтези» мог бы написать какой-нибудь Бунин или Чехов («Палата №6»).
Я обычно стараюсь сопоставить любую рассматриваемую вещь с чем-то еще, провести аналогию. Но вот здесь у меня аналогий нет. Это особый жанр – скрещение фэнтези с Великой Русской Литературой. «Бунинское фэнтези». Удивительно красивая вещь.